Я задумчиво киваю, понимая, что я, похоже, погрязла у Муданге по макушку, потому что моих шаблонов не рвут никакие чудеса и никакое безумие.

– Ладно, может, вы с ним побеседуете? – просит Дэн, косясь на дверь палаты. – А то эти муданжцы… никогда не знаешь, что им в голову взбредет. То трубки пациенту поотрывают, то какими-нибудь благовониями окурят так, что кислорода в палате не остается… Культуры-то никакой.

К чести Ажгдийдимидина, ничего асоциального он не делает: сидит себе тихо, покусывая нижнюю губу, даже не в астрале, а так, задумавшись. Поднимает на нас с Алэком невеселый взгляд.

– Все будет хорошо, – практически по буквам сообщаю я.

Он кивает, но облегчения не показывает.

Я присаживаюсь рядом, пытаясь понять, почему он мне не верит. У пациента все показатели в норме, дышит пока через маску, результаты теста на аллергены еще не пришли.

Ажгдийдимидин отпускает его руку, со вздохом разгибается и достает из-за пазухи блокнот. Я с тревожным интересом наблюдаю, как он выводит муданжские закорючки на чистом листке.

«Я ошибался в твоем сыне. Прости».

Я кошусь на Алэка. Он о ком?

Духовник морщится и жестом показывает, мол, нет, не об этом. Ладно.

– Ну, если формировать отношение к людям по их родословной, хочешь – не хочешь, а ошибешься, – пожимаю плечами я.

Он мотает головой.

«Дело не в этом, – гласит следующий листочек. – Мне было про него предсказание».

– Еще и вам! – фыркаю я. – Сначала этот взяточник приютский ему крови попортил, так еще и вы туда же? Что вы все про него такое видите, что он даже говорить об этом боится?

Духовник сглатывает, поджимает губы и пару секунд глядит в пространство, вероятно вызывая перед глазами картину, которая представилась ему в пророчестве. Потом принимается писать, при этом вокруг рта у него закладываются раздраженные морщины.

«Лиза, я видел, как твой Кир втыкает нож в горло самому дорогому для меня человеку. Как, по-твоему, я должен был это понять?!»

– Не нож, а скальпель, – автоматически поправляю я, потом качаю головой. Очень трудно помнить, что самый крутой Старейшина-духовник по уровню своих представлений о первой помощи ничем не отличается от рыночной торговки.

Ажгдийдимидин разводит руками, мол, я почем знаю, как это называется.

– И Интгилиг тоже это видел?

Духовник кивает и дописывает: «Он не знал, кто перед ним, но понял так, что Кир убьет человека».

– То-то я все гадала, за что Кира в приюте называли «мясником» и почему его это так злило… Еще бы.

Ажгдийдимидин тем временем строчит дальше, видимо, решил разделаться со всеми непониманиями разом.

«Я не должен был этого видеть. Не знаю, почему боги решили нарушить правило и показать мне будущее моей пары. Возможно, это было испытание, и, если так, я его не прошел, потому что поддался чувствам, не проанализировав ситуацию как следует. Хуже того, я пытался предотвратить ее, хотя знал, что это пророчество из тех, которые обязательно сбываются».

– А как вы пытались ее предотвратить? – морщу лоб я. Вроде он даже рядом не стоял, когда Кир там возился.

«Я хотел ему помешать, но меня не пустила девочка. Что самое смешное, я ведь знал, что она меня не пустит. Я потому не взял ее в ученицы, надеялся, что она не выучится командовать своей силой».

Я открываю рот и развожу руками, слов-то нет. Духовник и правда смеется, во всяком случае, издает какие-то сдавленные звуки, прикрыв рот ладонью.

– То есть на самом деле вам все равно, что Кир безродный и что Айша безродная, да?

Он кивает.

«Я теперь перед всеми буду извиняться – перед твоим мужем и сыном, перед Айшей и Алтонгирелом».

– Только смотрите про Кира не проболтайтесь в пылу раскаяния, – напоминаю я. И тут же соображаю, что сама только что проболталась – пациент-то в сознании!

Ажгдийдимидин распознает ход моих мыслей и мотает головой.

«Сурлуг никогда не помнит чужих тайн и не интересуется моими разговорами. Не волнуйся, про твоего сына никто ничего не узнает».

– А тогда чего вы его моим сыном называете, если это не конспирация? – все же понизив голос, интересуюсь я.

Духовник хмыкает. Алэку этот звук нравится, и он несколько раз пытается его воспроизвести, пока Ажги-хян пишет.

«Помнишь, на Совете выяснилось, что Интгилиг не указал мать?»

– Да, и вы еще сказали, что настоящая мать Кира была ему неизвестна.

Он кивает.

«Интгилиг был нечист на руку, но дело свое знал. Он спросил богов, чей это мальчик, и получил какой-то бессвязный ответ, потому что ничего внятного боги про тебя не говорят».

– Ну… а Алансэ?

Ажгдийдимидин улыбается и мотает головой.

«У человека не может быть двух матерей. Подумай сама, какая из двух настоящая?»

Я чувствую, что у меня лицо как-то подозрительно теплеет, и распрямляю спину.

– Ну ладно, мое прощение вы заслужили, но с остальными сами будете разбираться!

Он снова улыбается, но потом немного грустнеет.

«Как ты думаешь, Айша простит меня достаточно, чтобы пойти ко мне в ученицы?»

– Да простить-то она, может, и простит, она вообще незлобивая, но она так фанатеет по Алтонгирелу, что вряд ли на кого-то его променяет. Оно и понятно, он же ее из приюта забрал и столько вытерпел ради нее…

Ажгдийдимидин озадаченно хмурится.

– Ну, с этим принятием сана… испытания там, то-се…

На меня во все глаза смотрит воплощенное удивление.

«Он принял сан?»

– Ну да… Вы че, все пропустили, что ли?

Взгляд духовника мечется по палате, очевидно сопровождая столь же смятенные мысли. Он хватает карандаш, изрядно притупившийся от нашего разговора, и быстро выводит: «Он же не готов! Он и учить не готов, и к испытанию… ему назначили раскрыть тайну, так ведь?»

– Да, мне…

«И как он справился?»

Я кривлюсь.

– Ну так, на троечку… Но я думаю, он оклемается.

Ажгдийдимидин возводит очи горе.

«Стоило только отвлечься! Не иначе боги решили проучить меня сразу за все. Айша хотя бы в порядке?»

– Она с Киром, а что… – начинаю я и вдруг осознаю, что она ведь не только грузы таскала, но и не пропустила Ажгдийдимидина к Киру, а я помню, что было с Алтошей, когда он всего-навсего попытался не полететь с лестницы. – Бли-и-ин, она же небось чуть живая там!

Я выхватываю телефон и набираю Киру, таращась на закушенную губу духовника.

– Кир, солнце, как там Айша, может, ее надо сюда, в Дом Целителей?

– Да не, – хихикает ребенок, и меня отпускает. – Ей сначала было немного фиговато, но потом мы пошли в трактир, и я ей взял кальмаров, вон вторую порцию уминает, так что, я думаю, все хорошо.

– Ф-фух, господи, Кир, закажи ей от меня третью, – облегченно выдыхаю я. – И когда наедитесь, зайдите все-таки в Дом Целителей, тут кое-кто хочет с вами поговорить.

Кир настораживается.

– Он очень бесится?

– Да нет, он хочет на мировую.

– Э-мм… ну ладно, зайдем.

– Киа! – замечает Алэк, пытаясь отобрать у меня телефон.

– Слышишь, тебя тут ждут! – хихикаю я.

Кир велит передать привет и отключается.

«У девочки хорошее чутье, – пишет мне духовник, когда я кладу трубку. – Морская вода и пища помогают от такого измождения».

От анализа этого интересного феномена меня отрывает Дэн, подзывающий пальцем из-за стекла. Я выхожу в коридор.

– Лиза, я хочу поделиться триумфом! – радостно заявляет он. – И заодно попросить вас распространить информацию. Я нашел аллерген, более того, я выяснил, откуда он берется! Смотрите! – Он сует мне кипу распечаток из анализатора, я разбираю какие-то органические соединения, но их названия мне мало что говорят.

– Вот эта фигня, – Дэн тычет пальцем, – содержится в смоле местного хвойного, из которого делаются напольные покрытия. А вот эта фигня – ароматизатор из земного средства для мытья полов. Проблема в том, что они реагируют друг с другом и производят газ, который и вызывает отек Квинке.

– Ой-йо-о-о… Я же эту жидкость для полов упоминала в интервью! Ею теперь все пользуются!